Блог

АННОТАЦИЯ

Цель работы – всесторонняя оценка масштабов и динамики всех видов и разновидностей нестандартной занятости, отражающих специфику трудовых взаимоотношений между работниками и работодателями на российском рынке труда. Методы исследования включали в себя комплексный, статистический, математический и сравнительный анализ эмпирических и статистических данных, их систематизацию и структурирование. Результаты исследования показали, что в рамках нестандартной занятости (доминирующей в последние годы среди наемных российских работников) хотят трудиться все больше, и больше работников даже несмотря на довольно-таки частое нарушение их основных трудовых прав: с ними, как правило, не заключается письменный трудовой контакт, систематически превышается норматив длительности их рабочей недели без пропорциональной оплаты сверхнормативных часов и др. Сделан вывод, что полученные в ходе исследования результаты могут быть использованы при формировании политики в сфере занятости, а также разработке изменений существующего законодательства и администрирования в сфере труда.

ВВЕДЕНИЕ

Развитие технологических инноваций, глобализация и частые социально-экономические кризисы не могли не вызвать целый ряд адаптивных процессов на рынках труда разных стран. Все чаще стали появляться вариации в выборе режима труда, длительности трудового контракта, места выполнения работы, и даже физической сущности начальника, когда задачи стали ставить алгоритмы [1-4]. Опыт пандемии показал, что быстрый перевод работников на дистанционную занятость является возможностью не прерывать операционную деятельность, сохранить рабочие места и ключевых сотрудников. После снятия жестких ограничений, вызванных пандемией, как показали международные опросы, у немалой части работодателей сформировалось лояльное отношение к дистанционной занятости, а многие работники хотели бы и дальше трудиться в режиме дистанта. В этой связи стали говорить даже о необходимости эффективного «конструирования» условий труда (длительность рабочего времени, дистанционность, автоматизация, автономность и пр.), неравенстве работников в возможностях доступа к рабочим местам с такими гибкими условиями, а также появлении новых рисков потери занятости, связанных с автоматизацией рутинных процессов в организациях [1, 2, 4].

Что касается нашей страны, то новая реальность, пришедшая вместе с пандемией COVID-19, показала востребованность гибких рабочих режимов для многих участников рынка труда, в связи с чем даже были внесены поправки в российское трудовое законодательство относительно дистанционной работы. По данным ВЦИОМ, после прохождения пика пандемии в феврале 2021 г. 12,0% занятых россиян работали в гибридном формате (т. е. часть рабочей недели – в офисе, часть – дистанционно), 11,0% – преимущественно удаленно. Однако в то же время 64,0% работающих считали, что им удобнее было бы трудиться дистанционно, а в Москве и Санкт-Петербурге этот показатель достигал 75,0%.

В то же время, не только ограничения, вызванные пандемией, повлияли на структуру занятости. В последние годы в компаниях и организациях развитых стран наблюдался постепенный переход от жесткого регулирования взаимоотношений между работниками и работодателями к более гибким конкурентноспособным формам. В нашей же стране, несмотря на жесткость отечественного трудового законодательства, сохраняется сравнительно большое число работников с неофициальной занятостью, которая несмотря на все ее минусы, связанные с нарушением трудовых прав и отсутствием отчислений во все социальные фонды, включая пенсионный, тем не менее позволяет российскому рынку труда адаптироваться к разным кризисным явлениям без резкого роста уровня безработицы.

Высокий уровень востребованности всех видов нестандартной занятости обусловливает необходимость исследования ее видов и масштабов их распространенности в России. Учитывая непрекращающиеся структурные изменения в экономике последних трех лет, вызванные сначала пандемией COVID-19, а затем и беспрецедентным санкционным давлением со стороны западных стран, особенный интерес представляет соотношение видов нестандартной занятости «на входе» в эту турбулентность в 2019 г.

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ОСНОВА ИССЛЕДОВАНИЯ

В исторической ретроспективе занятость, называемая нами «стандартной», появилась сравнительно недавно и связана с развитием в конце XIX века в определенной группе стран массового промышленного производства, которому потребовалась именно такая организация труда. Однако произошедшие в постиндустриальную эпоху изменения (рост сектора услуг с запросом на гибкий временной режим труда, развитие технологий, обеспечивающих дистанционное выполнение работы, массовый выход на рынок труда студентов, пенсионеров, женщин с детьми, других категорий работников со специфическими требованиями к условиям и режиму труда) привели к тому, что стандартная занятость постепенно уходит в прошлое, в то время как существовавшая гораздо раньше нее нестандартная занятость охватывает сегодня все большее количество работников и безусловно займет доминирующее положение в будущем [5-9].

Для того, чтобы провести четкую границу между стандартной и нестандартной занятостью попытаемся выяснить, чем первая отличается от второй. Для начала заглянем в Трудовой кодекс РФ, который определяет трудовые отношения как «… основанные на соглашении между работником и работодателем о личном выполнении работником за плату трудовой функции (работы по должности в соответствии со штатным расписанием, профессии, специальности с указанием квалификации; конкретного вида поручаемой работнику работы) в интересах, под управлением и контролем работодателя, подчинении работника правилам внутреннего трудового распорядка при обеспечении работодателем условий труда, предусмотренных трудовым законодательством и иными нормативными правовыми актами, содержащими нормы трудового права, коллективным договором, соглашениями, локальными нормативными актами, трудовым договором». Что касается признаков «типичного» вида занятости, то специалисты, занимающиеся исследованием этой сферы, в качестве основных выделяют следующие: это наемные работники с бессрочным трудовым контрактом, оформленным в письменной форме, выполняющие свои обязанности полный рабочий день, с фиксированным рабочим местом, на предприятии или в организации под контролем работодателя [5-12].

Как следствие, под определение нестандартной (нетипичной, альтернативной и т.п.) занятости попадают все те ее виды, которые не соответствуют любому из критериев стандартной. В то же время список признаков нестандартной занятости (в большей мере связанных с особенностями определенных профессий, либо отражающих специфику отдельных профессиональных групп) постоянно пополняется: нередко в него включают, например, критерии автономности труда, связанные с возможностью индивида влиять на порядок выполнения своей работы (выбор времени, последовательности решения задач и т.п.), дистанционный характер работы, и даже «сущность руководителя» (все больше распространяется алгоритмическое управление, так, например, алгоритмы распределяют заказы для курьеров или таксистов) [1, 2, 6, 13-14].

Что касается универсальных, по крайней мере для российского рынка труда, характеристик занятости, относящихся к ее оформлению, режиму труда работника и форме его найма, то на их основе выделим следующие основные виды нестандартной занятости [6]:

  • Непостоянную занятость – выполнение работ в течение определенного срока или определенного объема (сезонные, проектные работы, разовая и случайная занятость);
  • Неполную занятость – выполнение работы менее стандартной нормы рабочего времени;
  • Сверхзанятость – выполнение работы свыше стандартной нормы рабочего времени;
  • Вторичную занятость (множественную) – наличие дополнительного места работы помимо основного;
  • Самозанятость (занятость не по найму) – ее активно используют работодатели, члены производственных кооперативов, лица, занятые индивидуальным предпринимательством;
  • Неформальную занятость – в основном она применяется для выполнения работ на основе устных договоренностей;
  • Занятость в личном приусадебном хозяйстве (ЛПХ) – производство товаров в домашних условиях для собственного потребления или для продажи.

Учитывая, что данные не позволяли выделить большее количество критериев нестандартной занятости, полученные на тот момент оценки можно рассматривать как определяющие верхнюю границу стандартной занятости в России в 2004 г. – на уровне 70-75% работающих россиян.

В ходе текущего исследования были проанализировали данные нескольких волн Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ) НИУ ВШЭ, инструментарий которого предполагает достаточно широкий набор переменных, описывающих различные аспекты занятости россиян. Но этот список не является исчерпывающим: в нем отсутствует информация, относящаяся к характеристике «гибкости» занятости, т. е. фиксированность места работы и возможность влиять на порядок ее выполнения. В то же время полученная в ходе данного исследования классификация видов занятости отражает формы сложившихся на российском рынке труда трудовых взаимоотношений.

МЕТОДОЛОГИЯ ВЫДЕЛЕНИЯ ГРУПП РАБОТНИКОВ ПО ВИДАМ ЗАНЯТОСТИ

МОТ определяет занятых как лиц, в рассматриваемый момент времени выполняющих оплачиваемую работу на предприятии или самостоятельно. Согласно определению Росстата, к занятым относятся лица, выполняющие любую деятельность, связанную с производством товаров или оказанием услуг за оплату или прибыль. В число занятых включаются также лица, временно отсутствовавшие на рабочем месте в течение короткого промежутка времени, но сохранившие при этом связь с рабочим местом во время отсутствия.

Для целей данного исследования работающие россияне в возрасте от 18 лет и старше (доля работников 15-17 лет в массивах РМЭЗ НИУ ВШЭ обычно не превышает статистической погрешности) выделялись в рамках тех же критериев, но с учетом специфики имеющихся данных. К занятым были отнесены индивиды, которые на протяжении 30 дней до момента проведения опроса хотя бы один час выполняли оплачиваемую работу, включая и разовую.

Таблица 1. Характеристики кластеров с различными признаками нестандартной занятости, 2020 г., % / Characteristics of clusters with various signs of non-standard employment, 2020, %

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.
Признак / Sign Кластер / Cluster
I II III IV V VI VII
Работа на предприятии / в организации 100,0 100,0 100,0 - 100,0 100,0 100,0
Постоянная занятость 100,0 100,0 100,0 100,0 100,0 - 100,0
Официальное оформление 100,0 100,0 100,0 - 94,7 13,5 -
Владельцы предприятий - - - - 100,0 - -
Стандартный рабочий день 100,0 - - 27,8 28,8 9,3 28,7
Сверхнормативный рабочий день - 100,0 - 54,0 59,8 21,1 52,0
Неполный рабочий день - - 100,0 18,2 11,4 69,6 19,3
Справочно Доля кластера среди работающих 39,7 28,8 8,8 7,6 2,1 6,2 6,8

По данным РМЭЗ НИУ ВШЭ доля занятого населения в 2019 г. составляла 48,0%, исключая тех, кто признавал себя работающим, однако в течение рассматриваемых 30 дней не выполнял свою работу или затруднился с оценкой ее длительности. В тот же период времени Росстат оценивал сектор занятого населения в возрасте от 15 лет и старше на уровне 52,0%.

В качестве критериев, определяющих различные характеристики занятости работающих, в РМЭЗ НИУ ВШЭ были доступны следующие:

  1. Работа на предприятии или в организации;
  2. Официальное оформление: по трудовой книжке, письменному договору или контракту;
  3. Владение предприятием или его частью;
  4. Постоянный характер занятости;
  5. Длительность рабочего дня: неполный (менее 7 часов в день), стандартный (7-8 часов); сверхнормативный (свыше 8 часов);
  6. Наличие дополнительной работы, постоянной или случайной;
  7. Работа на ЛПХ.

Если опираться на эти критерии, то в конце 2019 г. стандартная занятость, согласно нашим оценкам, была характерна для 39,7% работающих. Наиболее же распространенными признаками нестандартной занятости (60,3% работающих) были следующие:

  • Непостоянная занятость – 10,9% занятых;
  • Неполная занятость – 15,8% занятых;
  • Сверхзанятость – 38,9% занятых;
  • • Самозанятость (не наемная работа) – 7,3% занятых;
  • • Занятость в неформальном секторе – 19,9% занятых;
  • Множественная занятость – 4,6% занятых;
  • Занятость в ЛПХ – 5,1% занятых.

Сочетания этих признаков в тех или иных группах работников в свою очередь характеризуют разные виды нестандартной занятости. Наиболее эффективным инструментом выделения групп на основе сочетания различных признаков являются методы кластеризации [9], для реализации которой была использована стандартная для программного пакета IBM SPSS процедура двух-этапного кластерного анализа, которая относится к априорным методам, т. е. позволяет найти неизвестное заранее оптимальное количество кластеров в пространстве признаков.

Для анализа мы отобрали 5 признаков нестандартной занятости, относящихся к характеристикам трудовых контрактов, исключая работу в ЛПХ и множественную занятость, и по его результатам выделили семь групп работников (табл. 1). Первый кластер объединил работающих на условиях стандартной занятости, второй и третий – работающих с официальной сверхзанятостью и официальной неполной занятостью, соответственно. Для остальных работников длительность рабочего дня не являлась дифференцирующим признаком. В четвертый кластер вошли самозанятые и индивидуальные предприниматели, в пятый – работники, занятые на предприятии, но при этом являющиеся его владельцами (условно назовем их «работодатели»), в шестой – лица с неофициальной временной занятостью, в седьмой – с неофициальной постоянной занятостью.

Таблица 2. Структура работающих россиян по видам занятости, 2019 г., % / The structure of working Russians by type of employment, 2019, %

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.
Наличие занятости / Employment Работающие / Working
Тип найма / Employment type Наемная / Hired Не наемная / Not hired
Временный характер работы Постоянный Срочный - -
Наличие трудового контракта Трудовая книжка или договор Нет Практически ни у кого нет - -
Продолжительность рабочей недели 35-40 часов в неделю Свыше 45 часов в неделю Менее 35 часов в неделю Половина работает 35-45 часов У 69,4% неполный рабочий день Любая Любая
Виды занятости Стандартная Официальная сверхзанятость Официальная неполная Неофициальная постоянная Неофициальная временная Самозанятость «Работодатели»
% от работающих 39,7 28,8 8,8 6,8 6,2 7,6 2,1

Таким образом, были определены группы занятости работающих россиян, различающиеся совокупностью признаков «нестандартности» (табл. 2). Стоит отметить, что стандартная занятость (даже при сравнительно широком распространении) не является безусловно доминирующей, а нестандартный характер занятости наемных работников зачастую означает нарушение их основных трудовых прав, проявляющееся в отсутствии письменного трудового контакта и систематическом превышении нормативов длительности их рабочей недели.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ СОСТАВ И ДИНАМИКА СТРУКТУРЫ РАБОТНИКОВ С РАЗНЫМИ ВИДАМИ ЗАНЯТОСТИ

В 2019 г. 38,9% работающих россиян трудились свыше 40 часов в неделю при средней продолжительности рабочего дня 8,2 часа, медианной – 8 часов. В то же время в группе работников с официальной сверхзанятостью (она самая массовая среди 6 групп работников с нестандартной занятостью) продолжительность рабочего дня составляла 10,15 часов, медианная – 9 часов в день, а четверть представителей группы трудились в среднем свыше 10 часов в день. Российское законодательство четко регламентирует число рабочих часов за учетную единицу времени (день, неделя, месяц, квартал), а длительность переработок, подлежащая строгому учету, не может превышать 4 часов в течение двух дней подряд и должна компенсироваться соответствующим образом. То есть, средняя оплата труда работников с официальной сверхзанятостью, которые оформлены с соблюдением всех требований ТК РФ, должна превышать заработную плату работников со стандартной занятостью. И, на первый взгляд, нормы закона выполняются (табл. 3). Однако если сравнивать среднюю почасовую оплату труда, то становится очевидно, что труд работников с официальной сверхзанятостью в значительной степени недооценен – в сравнении с работниками со стандартной занятостью разница в зарплате в среднем составляет 13,1% не в пользу «сверхзанятых». Более того, час их труда оплачивается в среднем на 18,0% ниже медианного уровня зарплат в поселениях соответствующего типа.

Час труда работников с официальной неполной занятостью стоит в среднем выше, чем у всех работающих (c учетом проживания в разных типах поселений), но из-за короткого рабочего дня их среднемесячные заработные платы в среднем ниже, чем у лиц со стандартной занятостью. При этом только небольшая часть лиц с официальной неполной занятостью имеет дополнительную работу (9,3% против 4,6% среди работающих в целом). То есть выбор официальной неполной занятости связан либо с необходимостью высвободить больше личного свободного времени, либо с недоступностью полной занятости.

Таблица 3. Оплата труда и продолжительность рабочего дня работников с различным характером занятости, 2019 г. / Salary and daily working hours of employees with different types of employment, 2019

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.
Виды занятости / Employment types Медиана заработной платы, руб. / Median salary, RUB Медиана средней почасовой оплаты труда, руб./ Median average hourly wage, RUB Медиана средней почасовой оплаты труда в сравнении с поселенческой медианой, разы/ Median average hourly wages compared to settlement median, times Медиана продолжительности рабочего дня, часы / Median daily working hours, hours
Официальная Стандартная 25000 149,08 1,06 8,00
Сверхзанятость 26000 129,51 0,92 9,00
Неполная 18000 191,90 1,35 5,00
Неофициальная Постоянная 20000 107,14 0,75 9,00
Временная 15000 142,86 1,02 3,00
Не наемная Самозанятость 24000 128,11 0,93 9,00
«Работодатели» 40000 185,81 1,29 9,00

В ходе исследования нам удалось выяснить, что в наименьшей степени ценится час труда работников с неофициальной постоянной занятостью (относящихся к одной из наиболее уязвимых категорий работающих): работая свыше 8 часов в день, они получают за час труда в среднем только 75% от медианы почасовой оплаты труда в их типах поселений. При этом 4,4% работников с неофициальной постоянной занятостью работодатели задолжали положенные выплаты (при 2,2% среди работающих в целом). По сравнению с неофициальной занятостью даже эпизодические приработки дают более высокий уровень оплаты одного часа труда работника. Однако это единственный плюс такого вида занятости, поскольку, как свидетельствуют многочисленные исследования [16-18]), отсутствие постоянной работы – один из главных факторов бедности.

Две группы работающих не по найму россиян различаются не только тем, что представители группы «работодателей» имеют наемных работников и заняты на предприятиях, а самозанятые – нет. «Работодатели» практически всегда официально трудоустроены, а среди самозанятых только каждому седьмому выполняемую работу оплачивали по официально оформленным договорам или контрактам. Различается в этих группах и уровень оплаты труда: у «работодателей» он один из самых высоких по сравнению со всеми работающими, у самозанятых – заметно скромнее. Более того, уровень заработной платы «работодателей» и в абсолютном выражении, и в пересчете на одну единицу времени в среднем выше, чем у всех остальных работающих.

Различаются группы занятых и гендерным составом. Среди работников со стандартной и особенно официальной неполной занятостью доля женщин сравнительно выше, чем среди работающих в целом (соответственно, 56,8%, 67,8 против 52,7%). Во всех остальных группах мужчин заметно больше, чем женщин, для которых, например, выбор стандартной занятости или официальной неполной занятости нередко связан с наличием несовершеннолетних детей в семье. Что касается мужчин, то в подобной ситуации они выбирают либо официальную сверхзанятость, либо не наемную занятость. В то же время неофициальная временная занятость нередко свидетельствует об отсутствии детей любого возраста (37,8% при 23,0% среди всех работающих).

Выбор неполной занятости в значительной степени связан с возрастом работника. В 2019 г. медианный возраст в этой группе составлял 46 лет, а 41,2% ее представителей были старше 50 лет (среди работающих в целом медианный возраст равен 43 года, и только около 30% были старше 50 лет). Стоит отметить повышенную концентрацию молодежи до 30 лет и лиц старше 50 лет в группе с неофициальной занятостью, особенно, временной. Так, в 2019 г. эти два вида неофициальной занятости охватывали 15,1% всей работающей молодежи от 18-30 лет.

Основным признаком, дифференцирующим представителей групп работающих, является уровень их образования. Неофициальная занятость, например, сравнительно чаще объединяет работников без профессионального образования или с относительно невысоким его уровнем (рис. 1).

Таблица 4. Социально-демографические характеристики работающих россиян с разными видами занятости, 2019 г.,* (% по столбцу) / Socio-demographic characteristics of working Russians with different types of employment, 2019, (% by column)

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.
* Для большей контрастности в таблице приведены только полярные категории.
Характеристики / Characteristics Официальная / Formal Неофициальная / Informal Не наемная / No hire Работающие в целом / Working in general
Стандартная / Standard Сверхзанятость / Overemployment Неполная / Underemployment Неофициальная / Unreported Непостоянная / Irregular Самозанятость / Self-Employment «Работода тели» / “Employers”
Пол
Женщины 56,8 48,2 67,8 47,4 43,6 46,1 40,2 52,7
Возраст
Молодежь до 30 лет 15,9 18,2 16,0 18,7 21,0 17,9 7,2 17,0
Лица старше 50 лет 30,9 26,6 41,2 33,0 33,0 26,0 29,9 30,4
Тип поселения по месту жительства
Центры субъектов РФ 43,8 42,0 47,5 49,5 31,6 37,7 47,4 42,9
Села 20,6 25,3 25,2 13,7 34,4 28,5 11,3 23,1
Наличие детей
Нет 21,2 23,3 22,5 25,9 37,8 20,7 12,4 23,0
Есть несовершеннолетние дети 40,5 42,3 33,7 33,3 28,9 46,6 49,5 39,9

Согласно исследованиям [19], занятость – одна из немногих возможностей для россиян поддерживать или повысить собственное материальное положение, а человеческий капитал в его классической трактовке – это один из основных факторов, повышающих шансы на постоянное трудоустройство. С этой точки зрения, неофициальная временная и самозанятость обеспечивают лицам с невысоким качеством человеческого капитала возможность иметь работу. При этом среди работников с неофициальной постоянной занятостью концентрируются преимущественно городские жители (81,6% при 70,8% среди работающих в целом), в том числе половина из них проживает в центрах субъектов РФ (49,5% при 42,9% среди работающих). Среди работников с неофициальной временной занятостью, наоборот, намного чаще остальных встречаются жители сельской местности и поселков городского типа (50,5% против 29,2% среди работающих). Такое распределение по типам поселений свидетельствует о том, что разовые приработки проще найти в сельской местности, а постоянную занятость, пусть и неофициальную – в крупных городах.

Отметим, что у трети и более работников с формальной занятостью, а также почти половины «работодателей» есть диплом о высшем образовании. На этом фоне выделяются представители группы сверхзанятых, где лишь каждый третий имеет высшее образование. Учитывая разницу в оплате труда, о которой мы говорили выше, можно предположить, что различия в уровне образования – одна из причин неравенства в заработных платах. Отчасти это предположение подтверждается результатами анализа профессионального состава группы работающих с официальной сверхзанятостью: свыше половины ее представителей являются квалифицированными рабочими, а также рядовыми работниками торговли и бытового обслуживания (рис. 2). Но это не отменяет того факта, что даже на одних и тех же профессиональных позициях «официально сверхзанятые» получают за час ощутимо меньше, чем «стандартно занятые». Так, у «сверхзанятых» специалистов высшей квалификации медианные значения средней почасовой оплаты труда составляют 148 руб./час, против 175 руб./час среди специалистов со стандартной занятостью.

Что же касается профессиональной структуры остальных групп работников (рис. 2), то вполне ожидаемо, что ненаемный труд концентрируется среди руководителей, что и объясняет их высокую долю в группе «работодателей». При этом то, что свыше половины представителей этой группы, наоборот, не относятся к руководящему составу, несмотря на доминирование здесь владельцев малого бизнеса (88,0% заняты на предприятиях с численностью не более 100 чел.), мы можем объяснить теми несоответствиями, которые возникают при «наложении» международной системы классификации профессий и занятий ISCO-08 на реальную профессиональную структуру российского рынка труда. Несмотря на то, что корректировка этих расхождений учитывается Росстатом в Общероссийском классификаторе занятий, однако, вероятно, и он не сможет учесть все разнообразие содержания труда не наемных работников.

Рис. 1 / Fig. 1. Уровень образования работников с различным характером занятости, 2019, % / The level of education of workers with different types of employment, 2019, %

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.

Прослеживается и неравномерное распределение представителей основных профессиональных групп среди работников с разными видами занятости. Так, руководители и специалисты различного уровня квалификации (1-4 класс классификатора ISCO-08) чаще представлены среди работников с официальной занятостью. Рядовые работники торговли и бытового обслуживания и рабочие разной квалификации в общей сложности составляют более трех четвертей состава работников с неофициальной занятостью, а также самозанятых.

Вид занятости индивида, как правило, напрямую зависит от его квалификации и содержания труда. Стандартная занятость более всего характерна для высококвалифицированных специалистов. Официальная неполная занятость чаще привлекает специалистов разной квалификации и неквалифицированных рабочих. Официальную сверхзанятость чаще другой предпочитают руководители, квалифицированные рабочие, работники торговли и сферы услуг. Наконец, оба вида неофициальной занятости, а также самозанятость популярны среди неквалифицированных рабочих, представителей торговли и сферы услуг (табл. 5).

Дифференциация работников по виду занятости взаимосвязана и с их экономическим положением (рис. 2). В наиболее уязвимом положении находятся работники с неофициальной занятостью – у большинства из них среднедушевые доходы в домохозяйствах не превышают 1,25 медианы доходного распределения в типах поселений, где они проживают. Особенно тяжелым является материальное положение у лиц с неофициальной временной занятостью – почти у половины из них (44,6%) среднедушевые доходы в домохозяйствах не превышают 0,75 поселенческой медианы, т. е. они фактически находятся за чертой бедности. Учитывая, что в этой группе чаще представлена сельская молодежь без профессионального образования, то с таким материальным положением у ее представителей почти нет шансов на восходящую социальную мобильность.

Примечательно, что несмотря на более высокие, в абсолютном выражении, заработки работающих с официальной сверхзанятостью среднедушевые доходы в их домохозяйствах слабо отличаются от доходов лиц со стандартной и официальной неполной занятостью. Как следствие, переработки по основному месту работы в среднем не способствуют улучшению материального положения. Даже если рассматривать работников на сходных профессиональных позициях, то все равно различия в материальном положении работников с официальной сверхзанятостью и стандартной занятостью не превышают статистической погрешности. Таким образом, повышение среднего количества часов работы – скорее инициатива работодателей, которым выгодно не оплачивать дополнительные часы работы должным образом, нежели сознательный выбор работников с целью улучшения их материального положения.

Рис. 2 / Fig. 2. Профессиональная структура групп с различными видами занятости, 2019 г, % / Professional structure of groups with different types of employment, 2019, %

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.

Таблица 5. Виды занятости представителей различных профессиональных групп*, 2019 г., % / Types of employment of representatives of various professional groups, 2019, %

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.
*Профессиональное деление основано на классификаторе ISCO-08.
Вид занятости / Employment type Руководители Профессионалы / ManagersProfessionals Работники не физического труда Работники сферы торговли и услуг Занятые ручным трудом / Trade and service workers Manual workers Квалифицированные рабочие / Skilled workers Неквалифицированные рабочие / Unskilled workers Работающие в целом / General workers
Полупрофессионалы / Semi-professionals Служащие офисные / Office workers Операторы машин и механизмов / Operators of machines and mechanisms -
Официальная Стандартная 40,4 52,5 51,5 50,2 23,3 40,1 34,3 26,0 39,7
Сверхзанятость 30,1 26,3 27,5 24,5 35,0 23,0 37,5 22,4 28,8
Неполная 7,7 13,8 10,2 12,9 5,8 4,4 5,8 2,3 8,8
Неофициальная Постоянная 1,1 1,7 3,9 5,2 11,7 10,1 6,8 12,8 6,8
Временная 0,0 1,0 2,4 2,1 8,7 10,4 5,8 18,4 6,2
Не наемная Самозанятость 4,8 3,3 3,6 <4,7/td>13,7 10,5 9,1 7,9 7,6
«Работодатели» 15,8 1,4 0,9 0,4 1,8 1,6 0,7 0,2 2,1

Невзирая на разницу в размере почасовой оплаты труда, среди лиц с официальной занятостью чаще, по сравнению с неофициальной занятостью, встречаются те, чье материальное положение на фоне населения в целом можно назвать благополучным, т. е. среднедушевые доходы в их домохозяйствах превышают 1,25 медианы доходного распределения в соответствующих типах поселений. Экономическая ситуация тех, чья занятость носит неофициальный характер, а также самозанятых, выглядит хуже по сравнению с остальными работниками. Наиболее благополучной на общем фоне выглядит группа «работодателей» – в домохозяйствах половины ее представителей среднедушевые доходы оказываются выше границы в 1,25 поселенческой медианы (рис. 3).

Таким образом, в рамках официальной занятости средняя продолжительность рабочего дня никак не связана с материальным положением индивида, а переработки не являются эффективным способом его улучшения. Даже если сравнивать между собой только руководителей, то значимой разницы в среднедушевых доходах у представителей трех групп работников с официальной занятостью, работающих на этих позициях, не наблюдается. Для «работодателей» же сочетание властного ресурса и высокого человеческого капитала позволяет им получать композитные ренты [16] в виде стоимости часа труда, значительно превышающей средний уровень. Судя по сравнительно высокому уровню среднедушевых доходов, в этой группе концентрируются и другие виды нематериальных ресурсов.

Рис. 3 / Fig. 3. Уровень среднедушевых доходов в группах с различным характером занятости по сравнению с медианой доходного распределения в их типах поселений, 2019 г., % / The level of average households income in groups with different types of employment compared to the median income distribution in their settlement types, 2019, %

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.

Что же касается динамики, то ретроспективный анализ эмпирических данных показывает, что в рамках критериев, доступных в массивах РМЭЗ НИУ ВШЭ, доля работников со стандартной занятостью сократилась в течение первой декады XXI века, но с тех пор постепенно повышается. И даже в условиях пандемии существенных изменений в соотношении разных видов занятости не произошло (рис. 4).

Между тем, с 2008 по 2018 гг. доля работников, занятых в добывающей и обрабатывающей промышленности, сократилась с 19,8% до 15,7%, а в сфере торговли, общественного питания и предоставления услуг, напротив, выросла с 28,4% до 34,8%. То есть, постепенное изменение структуры экономики и расширение доли занятых в ее неиндустриальных секторах не привело к изменению рассматриваемой структуры занятости.

В первую очередь, это связано с жесткостью и инертностью российского трудового законодательства, которое накладывает ограничения на многие нестандартные виды занятости. С одной стороны, эта жесткость призвана защитить права российских работников, сократить долю теневой, неофициальной занятости, с другой, подтверждается тот факт, что «институциональная суть российской модели [рынка труда] заключается в тесном переплетении крайне жестких правил, зафиксированных в трудовом законодательстве, и массовой практики неформальных договоренностей, позволяющих смягчать эти правила или вовсе их обходить» [6].

Что же касается дистанционной занятости или занятости с гибким режимом рабочего времени, которые за время пандемии получили большее распространение в рамках стандартных трудовых договоров (в том числе благодаря оперативным изменениям Трудового кодекса РФ), то по оценкам ВЦИОМ, в мае 2020 г. треть работающих россиян частично или полностью перешли на удаленную работу, без учета тех 4%, которые и до пандемии работали дистанционно. Согласно другим источникам в период пандемии полностью или частично дистанционно трудились 27% работающих, а к марту 2021 г. 70% из них вернулись к обычному режиму труда. При этом три четверти всех работавших на «удаленке» хотели бы и дальше использовать такой формат, полностью или совмещая его с посещением офиса. Однако наши данные свидетельствуют: пока все эти процессы не отразились на соотношении выделенных нами видах занятости, в том числе и потому, что большая часть работодателей не идет навстречу работникам.

Рис. 4 / Fig. 4. Динамика численности работников с различными видами занятости, 2003–2020 гг., % / Dynamics of the number of employees with various types of employment, 2003–2020, %

Источник / Source: рассчитано автором по данным РМЭЗ НИУ ВШЭ / calculated by the author according to the RLMS-HSE data.

ВЫВОДЫ

Результаты исследования показали, что сочетание признаков нестандартной занятости позволяет выделить группы работников с различающимися условиями труда, выходящими за рамки стандартных трудовых контрактов. Стандартная занятость не является безусловно доминирующей уже на протяжении довольно длительного времени, охватывая в разные периоды от 35 до 40,0% попадающих в массовые опросы работающих россиян, а выявленные виды нестандартной занятости во многих случаях являются следствием попыток работодателей обойти нормы трудового законодательства.

В зависимости от сочетания признаков нестандартной занятости работающие россияне делятся на 7 групп: три с официальной занятостью, две – с неофициальной, две – с не наемной. В рамках официальной занятости нестандартная представлена работниками с неполным и сверхнормативным рабочим днем. Неофициальная занятость дифференцирована по срочности найма – постоянному или разовому контракту. Среди занятых не по найму можно выделить самозанятых и владельцев предприятий малого бизнеса, которые имеют наемных работников.

Несмотря на официальное оформление трудовых взаимоотношений, данные свидетельствуют о существенной недооцененности одного часа работы лиц с официальной сверхзанятостью по сравнению с работниками со стандартной занятостью. Эффективность такого вида занятости вызывает сомнение еще и потому, что уровни среднедушевых доходов в домохозяйствах работников со стандартной, неполной и сверхзанятостью в среднем почти не отличаются друг от друга.

Неполная занятость представляется «золотой серединой», позволяющей соблюсти баланс между рабочим и свободным временем. По всей видимости неполная занятость является не единственным источником доходов для многих представителей в этой группе, т. к. в большинстве случаев их материальное положение не отличается от средних показателей, т. е. «неполная» заработная плата не является единственным источником доходов. В то же время необходимо отдельно анализировать причины выбора такого вида занятости. В этой группе по сравнению с работающими в целом сравнительно больше женщин, лиц старше 45 лет, а также тех, кто получил высшее образование и занимает позиции специалистов разного уровня квалификации. Такой состав группы может свидетельствовать не только о возможности для ее представителей найти компромисс между рабочим и свободным временем, но и о проявлении на российском рынке труда дискриминации по гендерному или возрастному признаку.

Неофициальная наемная занятость, в противовес официальной, заведомо предполагает, что в условиях отсутствия письменно зафиксированных договоренностей права работников будут систематически нарушаться. Но в то же время устойчивость численности этих групп работников на протяжении последних десятилетий говорит о востребованности среди работодателей таких трудовых взаимоотношений. При этом у работников практически нет возможностей как-то повлиять на свою ситуацию: их занятость неустойчива, квалификация невысокая, а низкий уровень материального положения не позволяет эту квалификацию повышать.

По своему профессиональному составу самозанятые очень схожи с работниками с неофициальной постоянной занятостью – в обеих группах гораздо чаще встречаются рядовые работники сферы услуг и торговли, а также квалифицированные рабочие. При этом несмотря на то, что самозанятые чаще проживают в сельской местности, их заработки и среднедушевые доходы выше, чем у работающих с неофициальной постоянной занятостью. Специалистам предстоит еще разобраться в причинах выбора индивидов между этими двумя видами занятости – неофициальным и самостоятельным – поскольку оба они охватывают представителей практически одних и тех же слоев населения и профессиональных групп, а наиболее значимой разницей между ними (выявленной на данном этапе исследований) является тип поселения их проживания и сравнительно небольшие вариации в уровне образования.

Попадающие в массовые опросы люди, имеющие наемных работников в подавляющем большинстве случаев относятся к малому бизнесу (предприятия не более 100 чел.). Здесь сосредоточены руководители и лица с высшим образованием. Сочетание человеческого капитала и властного ресурса (а также и других нематериальных ресурсов) позволяет им получать композитную ренту, отражающуюся в более высоких доходах по сравнению с остальными работающими.

В ходе исследования были выделены группы работающих россиян, условия «трудовых контрактов» которых во многом отличались от предусмотренных трудовым законодательством. Более того, дифференцирование рабочих мест по условиям «трудовых контактов» связано не только с неравенством в уровне оплаты труда, но и с неравенствами в жизненных возможностях работников. А это в свою очередь способствует углублению социально-экономических неравенств в российском обществе, на что необходимо обратить внимание при проведении исследований соответствующей тематики. Также полученные результаты стоит учитывать при формировании социальной и молодежной политики и политики в сфере занятости, которая должна быть направлена на улучшение социальной защищенности работников и повышение прозрачности условий их взаимоотношений с работодателями.

БЛАГОДАРНОСТИ

Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2022 году.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

  1. Spurk D., Straub C. Flexible employment relationships and careers in times of the COVID-19 pandemic // Journal of Vocational Behavior. 2020; 119:103435.
  2. Spreitzer G. M., Cameron L., Garrett L. Alternative work arrangements: Two images of the new world of work //Annual Review of Organizational Psychology and Organizational Behavior. 2017;(4):473-499.
  3. Behl, A., Jayawardena, N., Ishizaka, A., Gupta, M., & Shankar, A. Gamification and gigification: A multidimensional theoretical approach //Journal of Business Research. 2022;(139):1378-1393.
  4. Braganza, A., Chen, W., Canhoto, A., & Sap, S. Productive employment and decent work: The impact of AI adoption on psychological contracts, job engagement and employee trust. Journal of business research. 2021;(131):485-494.
  5. Kalleberg A. Nonstandard Employment Relations: Part-time, Temporary and Contract Work // Annual Review of Sociology. 2000;(26):341-365.
  6. Гимпельсон В., Капелюшников Р. Нестандартная занятость и российский рынок труда // Вопросы экономики. 2006;(1):122-143.
  7. Cappelli P., Keller J. R. Classifying work in the new economy //Academy of Management Review. 2013;38(4):575-596.
  8. Mandl I. Examining emerging new employment forms and potential positive and negative effects on working and employment conditions // Administration. 2017;65(4):11-20.
  9. Haines III V. Y., Doray-Demers P., Martin V. Good, bad, and not so sad part-time employment // Journal of Vocational Behavior. 2018;(104):128-140.
  10. Ojala S., Nätti J., Lipiäinen L. Types of temporary employment: an 8-year follow-up of labour market attachment // Social Indicators Research. 2018;138(1):141-163.
  11. Бобков В. Н., Одинцова Е. В. Методологические основы выявления и оценивания неустойчивости нестандартной занятости //Уровень жизни населения регионов России. 2019;(2):43-51.
  12. Peckham, T., Fujishiro, K., Hajat, A., Flaherty, B. P., & Seixas, N. Evaluating employment quality as a determinant of health in a changing labor market. // The Russell Sage Foundation Journal of the Social Sciences.2019; 5(4):258-281.
  13. Parker, S. K., & Grote, G. Automation, algorithms, and beyond: Why work design matters more than ever in a digital world. Applied Psychology. 2020. Advance online publication. https://doi.org/10.1111/apps.1... (accessed 30.06.2022)
  14. Duggan, J., Sherman, U., Carbery, R., & McDonnell, A. Algorithmic management and app-work in the gig economy: A research agenda for employment relations and HRM //Human Resource Management Journal. 2020;30(1):114-132.
  15. Мареева С. В. Монетарное неравенство в России в социологическом измерении // Вестник Института социологии. 2020;11(3):78–98. Mareeva S. V. Monetary inequality in Russia in the sociological dimension. Vestnik instituta sotziologii. 2020. Vol. 11. No. 3. P. 78–98.
  16. Бобков В. Н., Одинцова Е. В. Влияние неустойчивой занятости на материальную обеспеченность домохозяйств // Социально-трудовые исследования. 2020;2(39):30-41.
  17. Овчарова Л.Н. Бедность в России // Мир России. Социология. Этнология. 2001;10(1):171-178.
  18. Слободенюк Е. Д. Нерыночные факторы бедности в современной России и пути совершенствования социальной политики // Журнал исследований социальной политики. 2013;11(3):391-406.
  19. Каравай А. В. Изменения в стратегиях социально-экономической адаптации россиян в конце XX – начале XXI вв. // Journal of Institutional Studies. 2020;12(1):144-159.
  20. Sørensen A. B. Toward a sounder basis for class analysis // American journal of sociology. 2000;105(6):1523-1558

ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ

Анастасия Вадимовна Каравай – кандидат социологических наук, старший научный сотрудник Института социальной политики, Национальный исследовательский университет Высшая школа экономики, Москва, Россия

Материалы данной статьи не могут быть использованы, полностью или частично, без разрешения редакции журнала «Социально-трудовые исследования». При цитировании ссылка на ФГБУ «ВНИИ труда» Минтруда России обязательна.


Другие записи