23.11.2022
23.11.2022
Цель работы – определение масштабов и социально-демографических характеристик потенциальной рабочей силы на российском рынке труда. Объект исследования – незанятые лица, желающие получить оплачиваемую работу, но в силу обстоятельств ограниченные в ее поиске или готовности приступить к ней. Исследование основывается на новых подходах к изучению экономической неактивности населения, закрепленных в «Резолюции о статистике трудовой деятельности, занятости и недоиспользования рабочей силы» (МОТ, 2013). Для анализа статистических данных были применены методы логического анализа и математической статистики. Результаты исследования показали: численность потенциальной рабочей силы в России сопоставима с масштабами общей безработицы. В ходе работы были определены основные социально-демографические характеристики этой группы населения, свидетельствующие о высоком уровне ее человеческого потенциала и, соответственно, целесообразности разработки мер по вовлечению этой категории населения в экономическую активность, поскольку ее представители сбалансированно представлены во всех трудоспособных возрастах, обладают достаточно высоким уровнем профессионального образования (более половины закончили профессиональное учебное заведение), низкой гендерной и межпоселенческой асимметрией. Эмпирической базой исследования послужили данные Выборочных обследований рабочей силы (ОРС), проведенных Росстатом в 2010–2021 гг. Сделан вывод, что полученные по результатам исследования материалы могут быть использованы федеральными органами исполнительной власти при разработке государственной политики занятости, в учебных заведениях при подготовке студентов и аспирантов по специальности «Экономика труда».
До последнего времени одной из важнейших проблем российского рынка труда являлся многолетний дефицит рабочей силы, сформировавшийся под воздействием как демографических, так и социально-экономических факторов. Под влиянием демографических волн страна переживает долговременное снижение численности населения трудоспособного возраста: за 2006-2020 гг. она уменьшилась с 90,2 млн чел. до 82,7 млн чел., то есть на 7,5 млн чел. или 8,3 п. п. По уточненному официальному демографическому прогнозу Росстата до 2036 г., это сокращение будет продолжаться еще один-два года. Затем тенденция изменится на противоположную. Однако восстановление численности этой категории населения до уровня 2006 г. может произойти только в 2033 г. и то при условии реализации высокого варианта прогноза демографического развития страны. В случае реализации среднего, и уже тем более низкого варианта сценария, достижение этого уровня будет находиться за горизонтом рассматриваемого прогноза (рис. 1).
В условиях сокращения численности трудоспособного населения относительно благополучное обеспечение национальной экономики рабочей силой было результатом более активного использования как внешних, так и ее внутренних источников.
Масштабным внешним источником рабочей силы для экономики страны долгое время были трудовые мигранты, преимущественно выходцы из стран бывшего СССР. Только по официальным данным, численность иностранных граждан, ежегодно получавших разрешительные документы на работу в России, в последнее десятилетие колебалась в пределах 1,2-1,8 млн чел. (около 2% национальной рабочей силы). Кроме того, в стране работали еще и трудовые мигранты из стран ЕАЭС, с которыми у России синхронизирована регламентация трудовой деятельности, и поэтому им не требуется разрешение на трудоустройство. По данным ЕЭК, если в 2016 г. в России таких мигрантов было 741 тыс. чел., то в 2019 г. (накануне пандемии) их число уже вплотную приближалось к 1 млн чел.
Однако, в последние годы возросший курс доллара, а затем и закрытие границ в связи с пандемией COVID-19, разрушившее межстрановые перемещения, существенно сократили поток трудовых мигрантов в страну: в 2020 г. их число только из стран ЕАЭС упало более чем в два раза, составив 405 тыс. чел.
Представляется, что в ближайшие годы этот внешний источник рабочей силы перестанет играть особенное значение для нашей экономики, не только из-за низкой вероятности возвращения к пиковым значениям числа трудовых мигрантов, но и из-за изменения российской оценки их вклада в экономическое развитие страны и национального рынка труда. Дело в том, что трудовые мигранты из стран Центральной Азии и Закавказья, зачастую не владея русским языком и азами российского законодательства, являясь малоквалифицированными работниками, часто соглашаются на работу с низкой оплатой труда, плохими условиями труда, неформальную/нелегальную занятость, чем «снижают» уровень оплаты труда местного населения, дестимулируют работодателей автоматизировать и модернизировать производства, подпитывают теневую экономику. Все это формирует общественное и экспертное мнение о необходимости ограничения подобных миграционных потоков.
Внутренним источником рабочей силы, позволившим частично компенсировать сокращение численности трудоспособного населения, был рост уровня экономической активности собственных граждан. За 2006–2019 гг. доля населения трудоспособного возраста в составе рабочей силы увеличилась на 5,4 п. п. (с 76,9 до 82,3%), что позволило замедлить темпы ее сокращения (население трудоспособного возраста уменьшилось за эти годы на 8,8 млн чел., а численность рабочей силы только на 2,1 млн чел.). Причем уровень экономической активности мужчин вырос на 6,2 п. п. (с 78,9 до 85,1%), а женщин – на 4,2 п. п. (с 74,9 до 79,1%). Правда при этом число экономически активных мужчин выросло всего на 179 тыс. чел., а женщин – напротив, сократилось на 2 273 тыс. чел.
Несмотря на рост экономической активности населения, Россия отстает от многих экономически развитых стран по этому показателю как среди мужчин (76,2%, 11 место из 29), так и среди женщин (66,1%, 14 место из 29) (рис. 2).
Вместе с тем, результаты исследования показывают: возможности повышения уровня экономической активности населения в России далеко не исчерпаны.
Рис. 1 / Fig. 1. Динамика численности и прогноз численности населения в трудоспособном возрасте в РФ (1959–2036 гг., тыс. чел.) / Dynamics of the number and forecast of the working-age population in the Russian Federation (1959-2036, thousand people)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Рис. 2 / Fig. 2. Уровень экономический активности мужчин и женщин в Российской Федерации и странах ЕС (в %, 2018) / The level of economic activity of men and women in the Russian Federation and EU countries (%, 2018)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Для того, чтобы более глубоко изучить вопросы, связанные с экономической активностью населения, и более точно описать процессы, происходящие на рынке труда, в данном исследовании были использованы новые подходы, предложенные на 19-й Международной конференции статистиков труда в октябре 2013 г. и зафиксированные в принятой ее участниками «Резолюции о статистике трудовой деятельности, занятости и недоиспользования рабочей силы» (МОТ, 2013), которая пересмотрела и обновила ряд устоявшихся понятий, характеризующих эти процессы, ввела новые понятия, в том числе «потенциальная рабочая сила».
В соответствии с п. 51 Резолюции, к потенциальной рабочей силе относятся все лица трудоспособного возраста, которые в течение короткого учетного периода не были ни занятыми, ни безработными, а также:
Рис. 3 / Fig. 3. Распределение населения трудоспособного возраста по категориям «рабочая сила» / и «лица, не входящие в состав рабочей силы», в том числе «потенциальная рабочая сила» / Distribution of the working-age population by category «labor force» / and “persons outside the labor force”, including “potential labor force”
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Показатель «потенциальная рабочая сила». участвует в формировании двух других новых показателей рынка труда: «расширенной концепции рабочей силы» и «недоиспользование рабочей силы». При расчетах, проводимых в соответствии с расширенной концепцией рабочей силы, рассматриваемой как сумма рабочей и потенциальной рабочей силы, последняя выступает в качестве более гибкого дополнения показателю «безработные». Кроме того, потенциальная рабочая сила является одним из индикаторов недоиспользования рабочей силы наравне с безработицей и неполной занятостью. В настоящее время новые подходы нашли свое воплощение в статистических показателях и расчетах Росстата, сделанных на базе ОРС (рис. 3), начиная с данных за 2010 г. В результате появилась возможность более гибко подойти к определению масштабов и уровня общей безработицы, вычленив тех, кто не входит в рабочую силу, но кто в наибольшей степени готов к выходу на рынок труда, и на этой основе определить размеры внутренних дополнительных источников рабочей силы для национальной экономики.
Формирование новых подходов к анализу проблем рынка труда, разработка и внедрение новых статистических инструментов в обследования рабочей силы разных стран позволило международными организациям включить вопросы недоиспользования рабочей силы в ряд международных мониторингов проблем занятости. Результатом стал анализ субрегиональных, межстрановых, возрастных и гендерных различий в масштабах потенциальной рабочей силы.
Кроме того, в многочисленных международных исследованиях, посвященных проблемам молодежной безработицы, традиционный анализ перехода юношей и девушек от учебы к трудовой деятельности, в последние годы стал дополняться анализом недоиспользования труда этой категории населения, в частности, проблемам экономически неактивной и не учащейся молодежи, стремящейся войти в сферу занятости в будущем [1, 2]. В России традиция изучения поведения экономически неактивного населения сложилась давно. Еще в первые десятилетия социалистического периода развития страны был проведен ряд исследований, посвященных обоснованию максимально быстрого вовлечения экономически неактивных женщин в общественное производство [3]. В период реализации государственной политики полной занятости исследования, посвященные поиску мер, которые могли бы способствовать вовлечению отдельных категорий неработающего населения в общественное производство, проводились регулярно [4, 5]. В результате уровень занятости трудоспособного населения был чрезвычайно высок. Согласно данных баланса трудовых ресурсов уже в середине 70-х гг. он превышал 90% [6, c. 17].
В современной России глубочайший экономический кризис 90-х годов, вызвавший сокращение занятости и рост безработицы, проходил на фоне роста численности трудоспособного населения и отказа от политики полной занятости. И это сделало неактуальными исследования недоиспользования рабочей силы. Показательно, что в первом для новой России системном исследовании состояния национального рынка труда и процессов в сфере занятости, проблемы экономической неактивности населения даже не поднимались.
Интерес к тематике вернулся лишь во втором десятилетии XXI века. Рост экономики в условиях долговременного сокращения численности трудоспособного населения потребовал поиска внутренних дополнительных источников рабочей силы. Первой целостной попыткой анализа уровня экономической неактивности в России и ее динамики, причин неучастия в рабочей силе, характеристик экономически неактивного населения по сравнению с занятыми и безработными стала работа [7]. Однако из-за использования в качестве объекта исследования всей совокупности экономически неактивного населения, в которой большинство составляют люди не имеющие даже намерения выйти на рынок труда, оценка человеческого и трудового потенциала этого источника рабочей силы оказалась заниженной.
Расчет и публикация Росстатом новых статистических показателей, характеризующих участие и неучастие населения в рабочей силе, стимулировало проведение исследований по этой тематике. В первую очередь стоит упомянуть работы методического характера, связанные, например, с так называемой проблемой «жесткости» критериев отнесения людей к категории «безработных», способной занижать оценку недоиспользования рабочей силы и возможности использования показателя «потенциальная рабочая сила» [8]. Необходимо также отметить новые методологические подходы к измерению недоиспользования рабочей силы, количественные и качественные аспекты данного явления [9].
Может ли население, в настоящее время не входящее в состав рабочей силы, стать внутренним источником рабочей силы для национальной экономики? Те немногие исследователи, кто задавался этим вопросом, выражают большие сомнения в этом [10, 11]. И с их мнением трудно не согласиться, хотя бы потому, что большинство людей, принадлежащих этой категории населения и находящихся в трудоспособном возрасте, даже не выражают желания работать. В 2020 г. только каждый четвертый (25,7% или 3,8 млн чел.) хотел бы вернуться к профессиональной деятельности. Однако большинство из них – 2,5 млн чел., декларируя свое желание работать, не подкрепляют эту декларацию никакими реальными действиями. Кроме того, социально-демографические характеристики большей части населения, не входящей в рабочую силу, указывают на ее крайне низкую конкурентоспособность на рынке труда.
Именно поэтому представляется более продуктивным в качестве возможного дополнительного источника рабочей силы для национальной экономики рассматривать не всю совокупность граждан, не входящих в рабочую силу, а только ее составную часть – потенциальную рабочую силу (ПРС) – то есть тех, кто выражает желание иметь работу.
В 2020 г. в России ПРС в трудоспособном возрасте насчитывала лишь 1,35 млн чел. (9,1% всех лиц, не входящих в рабочую силу, или 2% всей рабочей силы в данном возрасте). Много это или мало? С одной стороны, немного. Однако численность этой категории населения сопоставима с масштабами общей безработицы и с числом официально занятых внешних трудовых мигрантов. А если при этом учесть, что эти люди полностью вписаны в языковую и культурную среду, обладают навыками проживания в российском законодательном поле и профессиональными навыками, полученными по отечественным стандартам, потенциальная рабочая сила становится немаловажным источником рабочих рук для национальной экономики.
Что касается динамики численности ПРС, то диапазон ее колебаний в 2010–2020 гг. составил от 1,5 млн чел. в 2010 г. до 0,8 млн чел. в 2018 г. При этом отметим весьма заметную корреляцию изменений ее численности и общих безработных, что указывает на общность влияющих на них факторов (рис. 4).
Рис. 4 / Fig. 4. Динамика численности занятых, общих безработных и потенциальной рабочей силы, отнормированных на соответствующие средние по периоду (2010–2020 гг.) / Dynamics of the number of employed, total unemployed and potential labour force, adjusted to the corresponding averages for the period (2010–2020)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Рис. 5 / Fig. 5. Динамика возрастного профиля численности лиц, не входящих в рабочую силу (тыс. чел., 2010–2020 гг.) / Dynamics of the age profile of the number of persons outside the labor force (thousand people, 2010–2020)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Анализ возрастного состава всего экономически неактивного населения показывает, что в эту категорию населения входят, в первую очередь, молодежь, а также люди самых старших возрастов трудоспособности (рис. 5). Динамика возрастного профиля за 2010–2020 гг. указывает на его постепенное «взросление», поскольку сокращение численности этой группы происходило, в основном, из-за порядения рядов экономически неактивной молодежи 15-24 лет, что, в свою очередь, стало результатом уменьшения общего числа молодежи в этом возрасте (уровень ее экономической активности в этот период тоже сокращался). В итоге доля 15-24 летних среди всего экономически неактивного населения в трудоспособном возрасте, уменьшилась с 53,7 до 49,4%.
В то же время возрастной профиль потенциальной рабочей силы (в рамках трудоспособного возраста) отражает более равномерное присутствие всех возрастных групп, их доли в общей численности потенциальной рабочей силы варьируется в диапазоне от 8,0 до 13,7% (рис. 6). Это означает, что хотя молодежь и составляет большинство экономически неактивного населения – доля желающих среди них работать (доля ПРС) – самая маленькая. Только 2,0% экономически неактивных 15-19-летних граждан готовы к трудоустройству и 6,4% – среди 20-24-летних. Чаще других готовы к трудоустройству 40-44 и 45-49-летние (17,3 и 17,8%, соответственно).
Рис. 6 / Fig. 6. Динамика возрастного профиля численности потенциальной рабочей силы (тыс. чел., 2010–2019 гг.) / Dynamics of the age profile of the number of the potential labor force (thousand people, 2010–2019)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Рис. 7 / Fig. 7. Динамика численности потенциальной рабочей силы по месту проживания (тыс. чел.) / Dynamics of the number of the potential labor force at the place of residence (thousand people)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Таблица 1. Доля потенциальной рабочей силы среди лиц, не входящих в рабочую силу (в %, 2019) / Share of potential labor force among non-labor force members (in %, 2019)
| Всего / Total | В том числе в возрасте / In cluding aged | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 15-19 | 20-24 | 25-29 | 30-34 | 35-39 | 40-44 | 45-49 | 50-54 | 50-54 | ||
| Доля ПРС среди лиц, не входящих в РС | 9,1 | 2,0 | 6,4 | 10,1 | 11,7 | 14,9 | 17,3 | 17,8 | 17,8 | 5,4 |
Межпоселенческие различия в социально-экономическом развитии территорий и напряженности рынка труда предопределяют и различия в масштабах распространения экономической неактивности и потенциальной рабочей силы в сельской и городской местности.
В целом картина выглядит следующим образом: среди экономически неактивного населения преобладают городские жители (последние
10 лет их доля колебалась в пределах 68,7- 71,8%), а среди потенциальной рабочей силы, наоборот, – большинство практически всегда составляли сельчане (50,5-54,8%, исключение – 2010 г. когда доля жителей села составляла лишь 49,1%) (рис. 7).
Среди экономически неактивного населения большая доля горожан складывалась под действием нескольких факторов. В первую очередь, это – отражение соотношения численности городского и сельского населения страны (в сельской местности в настоящее время проживает только 22,8% всей рабочей силы России). Кроме того, поскольку именно в городах концентрируются профессиональные учебные заведения, среди горожан больше численность студентов очного обучения – основного контингента среди экономически неактивного населения. В результате только 20-22% учащихся очной формы обучения живут в селах.
Таблица 2. Динамика доли потенциальной рабочей силы среди лиц, не входящих в рабочую силу (в %) / Dynamics of the share of the potential labor force among persons outside the labor force (%)
| 2010 | 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | 2016 | 2017 | 2018 | 2019 | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Город | 5,5 | 5,0 | 4,5 | 4,4 | 4,0 | 4,2 | 3,8 | 3,5 | 3,6 | 5,8 |
| Село | 13,2 | 13,0 | 11,6 | 11,7 | 11,5 | 11,3 | 10,7 | 10,1 | 10,1 | 15,5 |
Рис. 8 / Fig. 8. Возрастные профили мужчин и женщин, не входящих в рабочую силу (2019, тыс. чел.) / Age profiles of men and women outside the labor force (2019, thousand people)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Рис. 9 / Fig. 9. Динамика численности женщин и мужчин, включенных в потенциальную рабочую силу / Dynamics of the number of women and men included in the potential labor force.
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Высокая доля сельских жителей среди всей потенциальной рабочей силы страны объясняется, в первую очередь, более напряженной ситуацией на рынке труда. В сельской местности из-за меньшей доступности рабочих мест (отсутствия и территориальной удаленности) уровень общей безработицы существенно выше, чем в городах (в 2020 г., соответственно, 6,9 и 3,9%). В результате среди экономически неактивных сельских жителей доля потенциальной рабочей силы существенно выше, чем среди экономически неактивных горожан (табл. 2).
Среди экономически неактивного населения традиционно превалируют женщины, доля которых среди лиц трудоспособного возраста (не входящих в рабочую силу) за последние десять лет колебалась в пределах 55,4–57,0% (в 2021 г. – 55,4%).
Если рассматривать возрастные профили женщин и мужчин, не участвующих в рабочей силе (рис. 8), то оказывается, что только в самых младших возрастах (15-19 лет) юношей больше, чем девушек. Во всех остальных это соотношение имеет противоположную направленность и объясняется традиционным и широко распространенным в российских семьях разделением гендерных ролей, в соответствии с которыми женщина, особенно замужняя, должна оставить работу и сосредоточиться на доме и семье. Кроме того, это соотношение формируется из-за различий в возрасте выхода на пенсию, а также из-за гендерной асимметрии всего населения, возникающей в следствие сверхсмертности мужчин в ранних и зрелых возрастах.
Рис. 10 / Fig. 10. Возрастные профили женщин и мужчин, включенных в потенциальную рабочую сиу / Age profiles of women and men included in the potential labor force.
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Схожая картина наблюдается и в гендерном составе потенциальной рабочей силы трудоспособного возраста. За 10 лет доля женщин в этой категории населения составляла 51,5-55,8% (рис. 9). Впрочем, и здесь среди молодежи это соотношение имеет обратный знак (в 2019 г. доля девушек среди 15-19 летних была равна 43%, среди 20-24 летних – 48%). В более старших возрастах доля женщин выше, чем у мужчин, причем самые большие гендерные различия приходятся на 25-39 летних, то есть на возраст, максимальной занятости женщин уходом и воспитанием малолетних детей (рис. 10). Учитывая, что общая безработица в нашей стране имеет «мужское лицо», а застойная безработица была и остается «женской» [12], можно было бы ожидать, что среди женской части потенциальной рабочей силы, доля отчаявшихся найти работу, будет больше, чем у мужчин. Однако данные Росстата не подтверждают такую гипотезу: доля женщин, отчаявшихся найти работу (31,5– 43,9%), никогда не превышала соответствующую долю мужчин (39,2–48,1%), что может свидетельствовать как о большей стрессовой устойчивости женщин при потере работы, так и о том, что в случае продолжительной безработицы часть женщин сосредоточивается на ведении домашнего хозяйства. В то время как мужчины хотя и считают себя отчаявшимися найти подходящую работу, но все равно остаются при своем желании найти ее.
А теперь попробуем ответить на вопрос: «А каков уровень профессионального образования у представителей рассматриваемой группы?
Базовой составляющей конкурентоспособности на современном рынке труда было и остается профессиональное образование. Данные ОРС фиксируют, что по этому критерию представители потенциальной рабочей силы существенно уступают не только занятому населению, но и безработным (рис. 11). В 2019 г. из 5 (79,2%) занятых имели профессиональное образование любого уровня, среди безработных эта доля составляла 61,0%, среди представителей потенциальной рабочей силы – только половина (52,4%).
Разница в доле лиц, имеющих профессиональное образование, среди занятых, безработных и потенциальной рабочей силы формируется главным образом за счет доли имеющих высшее образование (34,2% – среди занятых, 21,4% – среди без- работных, 13,7% – среди потенциальной рабочей силы), и, в какой-то степени, имеющих среднее профессиональное образование (соответственно, 25,6%, 19,8%, 18,9%). Доли имеющих начальное профессиональное образование во всех группах практически равны (19,4%, 19,8%, 19,8%).
Рост уровня профессионального образования среди населения страны стали приметой последних десятилетий. Это нашло свое отражение и в изменении структуры всех рассматриваемых категорий населения по уровню образования (рис. 11). Самый скромный прирост доли имеющих профобразование оказался среди занятых (4 п. п.), а самый большой (12 п. п.) – среди представителей потенциальной рабочей силы, причем не только за счет увеличения доли обладателей высшего образования (в 1,43 раза), но и обладателей среднего (в 1,07 раза) и начального профобразования (в 1,02 раза).
А вот среди занятых и безработных рост доли имеющих профобразование «вообще» был сформирован только за счет увеличения доли обладателей высшего образования (в 1,18 и 1,43 раза, соответственно). В то время как доли тех, кто имеет среднее или начальное профессиональное образование, лишь сократились (на 1-6 п. п.).
Таким образом можно говорить о слабой, но все же достаточно отчетливой тенденции более высоких темпов роста уровня профессионального образования среди представителей потенциальной рабочей силы, по сравнению группами экономически активного населения.
Рис. 11 / Fig. 11. Динамика структуры занятых, безработных, потенциальной рабочей силы по образованию (2010–2019 гг., в %, население в возрасте 15+) / Dynamics of the structure of employed, unemployed, potential labor force by education (2010–2019, %, population aged 15+)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Рис. 12 / Fig. 12. Структура занятых, безработных и потенциальной рабочей силы по уровню образования (пол, %) / Structure of employed, unemployed and potential labor force by education level (gender, %)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Многолетняя феминизация высшего и среднего специального образования наряду с маскулинизацией начального, в конечном счете привели к росту различий в уровне образования мужчин и женщин [13]. Как показали данные ОРС гендерная асимметрия уровней образования оказалась характерна не только для занятого и безработного населения, но для представителей потенциальной рабочей силы (рис. 12). Причем последние демонстрируют наибольшие гендерные различия в образовании. Если рассматривать доли мужчин и женщин, имеющих профессиональное образование «вообще», то оказывается, что среди занятых и безработных это доли различаются в 1,1 раза в пользу женщин, но в то же время среди представителей потенциальной рабочей силы разрыв больше – в 1,2 раза.
Гендерная асимметрия структуры занятых, безработных и потенциальной рабочей силы по уровню образования, во всех рассматриваемых категориях населения формируется за счет различий долей мужчин и женщин, имеющих высшее и среднее образование. Так в 2019 г. доля женщин, имеющих высшее образование, среди занятых превышала аналогичную у мужчин в 1,3 раза (39,0 и 29,7%, соответственно), а имеющих среднее профобразование в 1,4 раза (29,6 и 21,8%, соответственно). Среди безработных соотношения долей были аналогичны (среди безработных женщин высшее образование имели 24,8%, в среднее профессиональное – 23,1%, а среди мужчин – 18,4 и 16,9%, соответственно). А вот среди представителей потенциальной рабочей силы гендерная асимметрия этих показателей была более заметной. Доля женщин с высшим образованием в 1,6 раза превышала соответствующую долю мужчин (16,5 и 10,6%, соответственно), а доля имеющих среднее профобразование – в 1,7 раза (23,7 и 13,9%). По более низким уровням образования ассиметрия имела обратную направленность.
Таким образом среди всех рассматриваемых групп населения наименее образованными оказались мужчины из потенциальной рабочей силы. Но и «более образованная» женская половина из данной категории немного, но все же отстает по уровню образования от следующей в этом рейтинге группы – «безработные мужчины».
Рис. 13 / Fig. 13. Динамика структуры потенциальной рабочей силы по полу и уровню образования (2010–2019 гг.) / Dynamics of the structure of the potential labor force by gender and level of education (2010–2019)
Источник / Source: Росстат / Rosstat.
Таблица 3. Уровень образования различных социальных групп потенциальной рабочей силы (в %) / Level of education of various social groups of the potential labour force (in %)
| Уровень образования / Level of education | Категория потенциальной рабочей силы по социальному положению / Potential labor force category by social status | ||||
|---|---|---|---|---|---|
| Студенты / учащиеся очной формы обучения/ Students/full-time students | Пенсионеры по возрасту, выслуге лет, на льготных условиях/ Pensioners by age, length of service, on preferential terms | Пенсионеры по инвалидности / Disability pensioners | Лица, ведущие дом. хозяйство / Persons leading household | Другие / Other | |
| Послевузовское профобразование | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,0 | 0,1 |
| Высшее образование | 0,9 | 18,7 | 6,3 | 11,6 | 10,0 |
| Бакалавриат | 1,1 | 0,9 | 1,9 | 2,7 | 3,4 |
| Ср. проф. специалисты ср. звена | 1,3 | 24,7 | 24,7 | 19,3 | 16,1 |
| Ср.проф. – квал. рабочие | 0,9 | 25,3 | 21,8 | 20,0 | 20,9 |
| Среднее общее | 54,4 | 22,0 | 28,5 | 30,0 | 29,3 |
| Основное общее | 31,9 | 8,0 | 21,5 | 15,6 | 18,0 |
| Нет основного общего | 9,5 | 0,5 | 7,0 | 0,8 | 2,2 |
| Всего | 100,0 | 100,0 | 100,0 | 100,0 | 100,0 |
Что касается динамических изменений уровней профобразования женщин и мужчин, представляющих потенциальную рабсилу, то они пока складываются не в пользу последних (рис. 13). За 2010-2019 гг. доля мужчин, имеющих профобразование, составила всего 4,6 п. п. Женщины повышали свой профессиональный уровень значительно успешнее – на 7%. Причем у тех, и других прирост доли лиц с профессиональным образованием, был достигнут преимущественно за счет имеющих высшее образование. В 2019 г. только 46,9% мужчин из ПРС имели профессиональное образование, в то время женщины в 1,2 раза больше – 57,4%.
Следует отметить, что уровень профобразования существенно различается у социальных групп, включаемых в потенциальную рабочую силу (табл. 3). По понятным причинам, его просто не успели получить студенты или учащиеся очной формы обучения (4,2%). Как правило, они также не имеют опыта работы, что делает их неконкурентоспособными на рынке труда.
Большим багажом профессиональных знаний обладают пенсионеры по инвалидности – 42,9% из них имеют профессиональное образование, правда преимущественно начального и среднего уровня, что, как правило, связано с ограниченными возможностями их здоровья.
Далее следует крайне неоднородная по своему составу группа «другие», в которой каждый второй (50,5%) имеет профессиональное образование.
Еще большим уровнем образования обладают домашние хозяйки/домашние хозяева – 53,6% из них имеют профессиональное образование, причем 11,6% – полное высшее. На конкурентоспособность этой группы влияют значительный перерыв в трудовой деятельности и частичное устаревание профессиональных знаний.
Наибольшим образовательным капиталом обладают пенсионеры (по возрасту, выслуге лет, на льготных условиях), у 69,6% которых есть профессиональное образование, а у 18,7% – высшее. Минус накопленного этой группой профессионально-образовательного капитала в том, что большая его часть получена в «доцифровую эпоху» и поэтому морально устарела.
Дефицит рабочей силы был и остается многолетней проблемой российской экономики. При этом сложившийся уровень экономической активности населения свидетельствует о том, что возможности его повышения пока не исчерпаны, что актуализирует поиск внутренних резервов рабочей силы.
Проведенный анализ показал, что так называемая потенциальная рабочая сила может считаться таким резервом. Хотя численность этой группы населения невелика, но она сопоставима с численностью безработных, определяемых по методологии МОТ.
Возрастной состав потенциальной рабочей силы, в отличие от возрастного состава экономически неактивного населения, более сбалансирован: все возрастные группы представлены относительно равномерно. Во многом это является результатом того, что учащаяся молодежь, масштабно представленная среди экономически неактивного населения, сегодня практически не выражает желания включиться в профессиональную деятельность
При этом представители потенциальной рабочей силы имеет достаточно высокий уровень профессионального образования (в 2019 г. – 52,4%), причем этот уровень увеличивается даже более быстрыми темпами, чем у занятых и безработных. Впрочем, есть основания полагать, что в процесс непрерывного образования представители потенциальной рабочей силы пока включены слабо, да и многие из них обладают устаревшими профессиональными знаниями или имеют большие перерывы в работе.
Расчеты показали, что существуют различия в масштабах ПРС в сельской и городской местности. В отличие от экономически неактивного населения, в чей состав входят преимущественно жители городов, в потенциальной рабочей силе горожане и жители села представлены практически одинаково, что наряду с более высоким уровнем сельской безработицы является свидетельством более напряженной ситуации на рынке труда в сельской местности.
В целом результаты исследования свидетельствуют о целесообразности разработки государственной службой занятости мер по вовлечению этой категории населения в экономическую активность.
Марина Евгеньевна Баскакова – доктор экономических наук, в.н.с. Центра занятости и социально- трудовых отношений Института экономики РАН, Россия, Москва
Материалы данной статьи не могут быть использованы, полностью или частично, без разрешения редакции журнала «Социально-трудовые исследования». При цитировании ссылка на ФГБУ «ВНИИ труда» Минтруда России обязательна.